|
|
Добро пожаловать!
ВОСПОМИНАНИЯ
Воспоминания о сестре Самошиной Ангелине Тихоновне
Самошин Александр Тихонович
Забыть ее нельзя. В свои пятнадцать девичьих и беззаботных лет (такой она мне запомнилась в последний раз) она была, как и ее сверстницы, стройной, пышущей здоровьем, какой-то мальчишеской удалью охвачена.
Трудно сейчас восстановить в памяти черты ее лица, фигуры и вцелом портрет. Ростом она соответствовала своему возрасту, была не выше и не ниже своих подруг. Стан ее был стройным, кожа на лице и руках была белая, нежная. Приятно было ее прикосновение всякому взрослому. Наверное, поэтому ее в семье баловали. Она не требовала к себе особого внимания. В отличии от меня и сестры Вари, у нее было круглое лицо и светлые волосы. Глаза с оттенком синевы, слегка вздернутый носик, покрывающийся порой веснушками. Взгляд этих глаз всегда был теплым, нежным.
Я никогда не видел ее сердитой. Характер был мягкий приветливый. В семье она была любимой девочкой. Ей больше попадало сладостей от старших. Но, что удивительно, она никогда не прятала их от нас, делилась с нами. За любовь к ней и она платила искренней любовью ко всем близким. Отец, мать, брат, сестра купались в ее любви. И столько же любви доставалось бабушке, дедушке, тетушкам и дядюшкам. Особенно горячо она любила свою маленькую племянницу Нелю, мою старшую дочь.
Семья наша была материально обеспечена, недостатка дети в чем-либо не ощущали. Мы все были обуты и одеты. Отец и мать умели сочетать наши просьбы со своими возможностями. В семье был патефон, много пластинок, велосипед, мандалина, гитара, балалайка.
У Лины был хороший голос. Она разучивала песни и подпевала их под патефон, а иногда под аккомпанимент гитары и мандолины, на которых играли я и Варя. Видимо эти качества перешли к Ангелине от мамы.
Наши мать и отец уроженцы Орловской области, из деревни Никитовка. В ней родители провели свое детство и жили до 1931 года. Это была небольшая русская деревня, расположенная вдоль большака, идущего от станции Змиевка в городок Малоархангельск. В центретдеревня делилась наидве полвины ркчкой. Любимым местом игрищ молодежи был мост через речку. Деревянный настил моста заменял танцевальную площадку. Этот мост был вблизи нашей хаты, стоящей на возвышении. Из окон мы видели как собиралась молодежь. Сколько приятных воспоминаний осталось у меня о нашей деревне, о речке, в которой мы купались, о лугах, полных цветов. Речка была мелководная и узкая, никто не боялся в ней утонуть, но за малышами следили строго.
Лина выделялась среди детей своей белокурой головкой. Малышка нравилась нашим землякам и они часто уносили ее на другой край деревни и матери не раз приходилось ее разыскивать.
Когда Ангелина подросла, родители передали ее на наше попечение. Варя и я всегда оставались дома, когда родители работали в поле, и мы всеода держали Лину в поле зрения, впрочем, она и сама никогда не отставпла от нас. Она мило и весело щебетала, расказывая нам какие-либо небылицы.
Зимой бывало под вой русской вьюги, мы забирались на теплую русскую печь, укрывались лоскутным одеялом, и, плотно прижавшись друг к другу, слушали сказки и рассказы мамы.
Мама обладала в молодости звонким и приятным голосом, и мы часто просили ее спеть. Помню как притихли мы, когда мама тихонько пела старинную русскую песню "Ты гори, гори, моя лучина". Было грустно и мы не хотели, чтобы затухла наша коптюшка, тускло свптившая нам. Ведь электричества в деревне тогда еще не было, а использовать для освещения керосин было дорого.
Так проходили долгие зимние вечера. Каждый шорох был привычным-и сверчка под печкой, и таракана у дымохода и мыши под половицей, и вздохи овцы или теленка. С первых дней мы привыкали к нехитрому деревенскому образу жизни. Лина также быстро привыкла ко всему. Спала она крепким безмятежным сном. Иногда мы с Варей ей завидовали: она уже давно спит, а мы, притихшие, все еще следили за колебаниями языка маленького пламени в светильнике. От этого тени то удлиннялись, то сокращались, и казалось что в комнате кто-то неслышно ходит. Это позже мы поняли, что никаких домовых, ведьм и прочей нечисти на свете нет.
Часто мы втроем проводили время на деревянной кровати за печкой. За окнпми вьюга злится, вечер стучит в окно, как путник запоздалый. Стекла обледенели, снегом покрылись. От них холодом веет- не прильнешь, не прижмешься! А мы сидим на кровати, тихонько играем и слушаем, как весело потрескивают горящие в печке дрова, шуршит легким пламенем солома. Мама в такие вечера часто сидела за прялкой или веретеном, а то и с вязанием в руках.
Отец мало жил с нами в деревне, он больше работал на рудниках. А сколько радости былр, когда он приезжал, да еще надолго! Лина любила встречать лтца. Он был у нас строгий, но справедливый. Мы любили его и боялись. Он не бил нас, но стоило ему чуть повысить голос или строго посмотреть - это было для нас пожестче всякого ремешка!
Росли мы дружно, были честными и справедливыми. Родители научили нас уважать старших, ценить труд людей. Отец любил чистоту и к этому приучал нас. Я и Варя мыли полы, а Лина вытирала пыль. Она делала это с охотой, старательно скоблила деревянный стол и лавки, мыла посуду. Хорошую закалку нам дали родители, а потому Лина и в пятнадцать лет умела наводить порядок в доме с каким-то, только ей присущим искусством.
Веселая она была, наша Ангелина, задорная. Любила резвые игры и быстрый бег. Любила все живое: кошек, собак, насекомых, животных. В деревне она убегала встречать корову, за что ей часто доставалось от нас и от родителей. Она была еще маленькая и мы боялись за нее.
Весной она убегала на луг, он был сразу за нашей усадьбой, и там рвала цветы. Легко и безошибочно определяла их названия. Потом приносила их в сад и садила на грядках в землю, поливала. Огорчалась, когда они на утро увядали. Ведь у них не было корней!
На лугах у нас было много шмелей. Сама она их боялась, зато не давала мне покоя, если найдет шмеленка или их гнездо. Мед из сотов она тянула через соломинку. Один раз, в погоне за бабочками, она забралась в такой репейник, что выбраться сама не смогла. Помогли соседи.
Вечерами мы все шли к мосту, к речке. Когда после тяжелой работы молодежь сходилась там на гулянье мы, подсаживаясь на краешек бревна или на обочину дороги, следили за старшими. Нам самим хотелось поскорее вырасти и мы во многом подражали им. Перенимали их манеры в танцах, запоминали частушки, повторяли веселые прибаутки. Пели наши девушки красиво, на разные голоса. Задорной песней им отвечали парни. Иногда песенная перекличка перерастала в частушечную дуэль. Пение не смолкало у речки до поздних петухов. Мы любили такие состязания и подолгу проводили время на берегу реки у моста. Нам очень нравились такие вечера!
Глубокое впечатление сохранилось в наших сердцах от жизни в деревне. Память бережно хранит такие воспоминания о и поныне. Шел 1924 год, год тяжелой утраты для нашего народа и партии. В январе этого года скончался великий Ленин. Горестная весть облетела всю страну. Пришла она и в нашу деревню. Зима была вьюжная, лютая. Не только поля, но и кусты вдоль речки, у копаней и на торфяннике были закрыты снегом. Большие сугробы завалили дворы, сараи и многие хаты. Из некоторых можно было выбраться только глубоким снежным тоннелем. Деревня казалась вымершей. Лишь изредка можно было услышать взвизгивание собак, мычание коров и блеяние овец.
Но вот приходило лето, пахнущее разнотравьем. Душистое сено, легко и нежно щекочущее, баловало своим теплом и манило нас на свое ложе. Хорошо было полежать на сене, покувыркаться в нем, сносить охапки в копну, а потом заняться сбором вкусных ягод земляники.
Даже маленькая Лина не хотела сидеть сложа руки. Она бегала по лугу, по склону оврага, тараторила и щебетала без умолку и вдруг так резко приседала, наколов босую ногу, что мама невольно бросалась ей на помощь. А она уже, как ни в чем не бывало, словно бабочка вновь порхала то там, то здесь.
Думаю, характер Ангелины закалялся уже тогда, в деревне, где было и свободно и раздольно. В этом я убедился позже, когда однажды летом, уже в хуторе Сорокино, дядя Пьер принес ее на руках с окровавленным коленом. Она упала с велосипеда, спускаясь без тормозов с крутого бугра к реке Каменке. На глазах не было слез, а лишь эдакая ребячья удаль. Даже и не вскрикнула, когда стали промывать раны и смазывать их йодом!
Когда за речкой на выгоне была построена маленькая деревянная школа с двумя классными комнатами, все мои сверстники и младшие стали там учиться. Раньше, когда школы еще не было, занятия проходили по хатам. В школе было много света, тепла и уюта. Нам нравилось бегать в школу с холщевыми сумками.
Я пошел в школу раньше, чем Варя, и был принят сразу во второй класс. Сестры мне завидовали, Лина и Варя всегда усаживались за тот стол, за которым я выполнял уроки. Они частенько брали мою сумку из белого домотканного полотна и примеряли на себя. На следующий год в школу пошла Варя.
Учились мы хорошо и учителя были нами довольны. Однажды во время урока открылась дверь в класс. На пороге стояла Лина, ей тогда было шесть лет. Она заявила, что хочет учиться. Учитель Матвей Семенович ласково погладил ее белокурую головку, потрепал по щекам и спросил: "А ты умеешь читать и писать?!!" Лина ответила утвердительно, она действительно умела написать "мама" и "папа", а счет знала до десяти, пользуясь палочками умела прибавлять и отнимать. Учитель дал ей букварь и Лина постоянно носила его при себе.
Зимой 1931 года наша семья переехала в Донбасс на рудник Сорокино. Я, Варя и Лина продолжили обучение в Сорокинской семилетней школе. Лина стала учиться в подготовительнтм классе. В 1934 году я окончил семилетку, а сестры продолжали учебу.
Годы, проведенные в стенах Сорокинской школы, преобразили нас всех. Прежде всего большое воздействие на наши характеры оказал сам факт перемены места жительства. Мы приехали из деревни в город. Перед нашими глазами уже через вагонные окна проплывали великолепные просторы нашпй Родины от Орловщины до Донбасса, поразили непривычные для нас виды шахтерских терриконов, шахтных копров и внушительных построек. Поселок казался тесным, везде дома и улицы. Степь далеко, река неблизко. Затем привыкли, освоились, сроднились.
Поселились мы в квартире на первом этаже частного двухэтажного дома, принадлежащего Ковалевым. Наш отец, Тихон Игнатьевич устроился на работу в Горрабкооп, который арендовал этот дом. В этом же доме жили еще несколько семей: Стопченко, Орлова В.М., Боркина Г.В. Мы, дети, проводили время вместе. Ведь мы были еще и земляками, так как Боркины и Орловы были тоже из Орловской области.
Хутор Сорокино тогда занимал меньшую территорию, чем теперь поселок Первомайка. В центре, на площади, размещалась школа. Это была семилетка и называлась она Сорокинской школой крестьянской молодежи (ШКМ). Многие учителя были местными жителями. Это Х.Е. Зимин, Я.Ф. Изварин, И.А. Тарарин, Н.П. Фролов, М.Л. Поляк и другие.
В учебное время года мы часто ходили на берега реки Большая Каменка, в балки к отвесным камням, нависавшим на краях оврагов и, под руководством учителя географии Изварина Я.Ф. изучали рельеф и почвенный покров нашей местности. До чего же хороши бывают наши степи в весенний период! Они покрываются зеленью, позже ковылем, который как морская волна прокатывается, наклоняясь и выпрямляясь при малейшем дуновении ветерка. Хорошо быть в степи в раннюю утреннюю зарю, особенно при восходе солнца. В это время все в степи еще остается неподвижным. Высокие травы, отдохнувшие за ночь от дневного зноя, стоят, как на страже, боясь нарушить земную тишину. Воздух чистый, свежий, дышится легко, свободно. Кое-где блестят слезинки-росинки на лепестках степных цветов. Раскинув руки, как крылья птица, бежишь и бежишь вдаль, а за тобой остается след, который вскоре исчезнет, потеряется, и вновь позади сплошной цветастый ковер!
А как приятно, лежа на спине в густой, пахнущей ароматом, траве, смотреть в ясное, безоблачное , лазурное небо. Но вот его пронизывают сначала несмелые, потом настойчивые лучи солнца. Заиграли травы радугами цветов. И над всем этим, высоко в небе неподвижной точкой, висит жаворонок и поет, поет. Сколько радости в этих птичьих песнях! Но такой степь бывает недолго. Под лучами палящего солнца она желтеет.
Мы очень любили степь, и часто всей гурьбой убегали играть. В жаркое знойное лето краснодонцы любили проводить время на реке Каменка, которая протекает порою между крутых берегов, а часто и развалившись в ширину пологими склонами. Вдоль обоих берегов, охраняя тихое течение, стоят вербы, кусты ракитника и терновника. В молодости любили мы бывать на берегах речки в ночное время, когда в глади ее вод, как в зеркале, отражается диск луны и свет звезд. Ночные гулянья приносили нам всем особую радость. Весело было и спокойно.
И вот ноябрь 1939 года. Я был призван в ряды Красной армии. Лине было 15 лет, когда она меня провожала. Вот и все, что осталось в моей памяти о ней. Больше нам увидеться не довелось.
Дни тяжелой и страшной оккупации нашего Краснодона надолго не изгладятся из памяти жителей. С первого дня гитлеровские мерзавцы начали вводить свой "новый порядок". С холодной жестокостью они истязали и убивали невинных советских людей, угоняли на каторжные работы молодежь, грабили местное население, отбирая и последнее. Зверства немцев не имели предела. Они казнили тридцать шахтеров, живыми закопав их в парке.
Сердца комсомольцев звали к беспощадной мести, молодежь рвалась к борьбе с ненавистными захватчиками. Именно в этих условиях оккупации в конце сентября 1942 года и возникла подпольная комсомольская организация. Поднялись на смертельную борьбу против лютого врага и организовали "Молодую гвардию" комсомольцы Олег Кошевой, Иван Земнузов, Сергей Тюленин, Ульяна Громова, Иван Туркенич.
Проходит немного времени и "Мололая гвардия" становится многочисленной организацией. Устанавливаются контакты с молодежью окрестных поселков. Ведущую роль среди первомайцев , среди девушек, играла Ульяна Громова, а среди парней был первым Анатолий Попов. Девушки писали, размножали и распространяли листовки.
В ноябре немцы, усилив репрессии, развернули "добровольную" вербовку молодежи в Германию. Ульяна написала обращение к девушкам и юношам Краснодона, призывая их не попадаться на гитлеровскую удочку, не идти в немецкое рабство. Вербовка провалилась. Тогда немцы составили списки лиц, подлежащих насильственной отправке в Германию. Списки хранили на бирже труда. Комсомольский штаб вынес решение: сжечь биржу труда. Диверсия была совершена. Потушить пожар немцы не смогли. Списки сгорели.
Девушки собирали перевязочные материалы. Смело и отважно действовали молодогвардейцы. За шесть месяцев выпустили более тридцати отдельных листовок, размноженных потом большим тиражом. Примерно пять тысяч листовок были развешаны только в самом городе, не считая окружающих сел. В размножении и распространении листовок принимали участие все члены организации. При этом они проявляли немало находчивости, ловкости и хитрости. Даже в то время, когда везде и всюду немцами были расставлены засады полицаев, ребята умудрялись выполнить свое опасное дело.
Однажды после очередной засады один из полицаев пришел в участок доложить, что ночь прошла спокойно. Ему разрешили идти отдыхать, но когда он повернулся, чтобы уйти, то на его спине оказался небольшой листок. На нем было четко написано:"Холуй, зря стараешься! Лучше подумай о спасении своей шкуры. Народ жестоко отомстит предателям!"
Много сделали молодогвардейцы. В канун 25 годовщины Октябрьской революции они вывесили красные флаги на школе им. Ворошилова, на шахте 1-бис, на здании бывшего райпотребсоюза, на больнице, на дереве в парке культуры и отдыха. Они уничтожали штабные машины, убивали немецких солдат и предателей Родины, похищали оружие, освобождали военнопленных из местного лагеря.
Окружная и местная полиция сбились с ног. Но молодогвардейцы были неуловимы.
Трагические страницы в истории "Молодой гвардии" начались с подлого доноса. Арестовать первомайцев было поручено фашистскому наймиту, изменнику Родины Василию Подтынному, который был комендантом полицейского участка в пос. Первомайка, а позже стал заместителем начальника Краснодонской городской управы. И вот по улице двинулся усиленный отряд во главе с Подтынным. Первой в ту ночь была арестована Тоня Иванихина. Ее взяли прямо с постели, не дав даже одеться. В одной сорочке Тоню возили по городу до рассвета. Следом за ней были схвачены Анатолий Попов, Бондаревы, Борис Главан, Майя Пегливанова и многие другие.
Самые жестокие издевательства, самые зверские пытки были пущены в ход гитлеровцами, чтобы заставить говорить отважных подпольщиков. Молодогвардейцев били, пытали на допросах, хлестали плетками. В кабинетах допроса потолки, стены и мебель были сплошь щалиты кровью. Ульяне Громовой на спине вырезали звезду, Шуре Бондаревой отрезали груди, Володе Осьмухину отрубили кисть руки. У моей сестры Лины правая нога была прострелена в двух местах, спина исполосована плетью а на щеке была вырезана звезда... Но ничто не сломило духа,стойкости и воли. Лучше умереть стоя, чем жить на коленях. И они умирали стоя... Как ни изощрялись палачи, им не удалось вырвать ни единого слова признания у молодогвардейцев. Не услышали палачи жалоб и мольбы о пощаде. С гордо поднятой головой молодогварлейцы приняли все муки. Они предпочли смерть предательству.
Торжественно и печально неслась их песня "Замучен тяжелой неволей", когда палачи везли их на казнь.
Презренные подонки, обагрившие свои руки кровью лучших сыновей и дочерей Отчизны, не ушли от возмездия. Меч советского правосудия сурово покарал кучку подлых трусов и предателей.
Бессмертный подвиг членов подпольной комсомольской организации "Молодая гвардия", мужество, геройство и стойкость наших юных патриотов всегда будет являться ярким незатухающим солнцем, будет служить примером для нашей молодежи. Имена бесстрашных молодогвардейцев, отдавших жизнь за счастье и свободу своей Отчизны, навечно останутся в сердцах поколений.
|
| Категория: Моя родословная | Добавил: ВадимСамошин (17 Июля 2017)
|
| Просмотров: 411
|
|
